ПвП гильдия Империя Зла

Там, где не светит Астрономикон. Часть вторая.

Глава третья.

Боль.

Правда – все, что у нас есть.

Гарвель Локен.

Где-то далеко, казалось, на границе сознания, слышались какие-то звуки. Шарканье, проклятия, хруст стекла, скрип. Затем – только тихий звук медленно удаляющихся шагов. Затем — лишь тишина. А потом не стало ничего.

Веки чуть дрогнули, пропуская частицу дневного света. Солнечные лучи приятно согревали растрепанные черные волосы. Было слышно щебетание птиц, а время от времени – свист прохладного ветерка.

Мэдокс открыл глаза. И сразу пожалел об этом. Из груди вырвался стон, когда все тело словно завопило от боли. На глаза навернулись слезы, а зубы сжались и заскрипели так, что, казалось, вот-вот начнут крошиться. В глазах все плыло, а его самого мутило. Он, вновь едва не теряя сознания, усилием воли задвинул боль подальше, а затем попытался осмотреться.

Изнутри капсула представляла собой жалкое зрелище: боковые стены деформировались и лопнули, днище прогнулось вовнутрь, отчего зачерпнуло немалое количество земли, стекло не выдержало, и половина его усеяла осколками всю кабину. Едва ли капсула была пригодна к ремонту, но свое предназначение она выполнила, защитив экипаж.

При мысли об этом, Мэдокс вспомнил о Тиреине. В кабине его не оказалось, как не было его и снаружи, покуда доставал взгляд. Боль медленно отступала и Мэдокс, медленно и осторожно, освободился от ремней, а затем попытался встать. Левую руку тут же обожгло огнем, а в глазах потемнело. Он поднес ладонь к лицу. Кисть была неестественно вывернута набок, а пара пальцев была загнута назад. Стараясь не обращать внимания на боль, он аккуратно прижал руку к груди, а затем медленно встал, пригибаясь под нависающим потолком. С одежды посыпались осколки стекла. С носа закапало, и он вытер кровь с рассеченного лба. Он подошел к двери и подергал за ручку. Дверь не открывалась и он, разозлившись, со всей силы ударил ее ногой. Крепления не выдержали, и дверь со звоном вылетела наружу. Голова раскалывалась, в ушах словно гремел набат. Подавив очередной приступ боли, Мэдокс выбрался наружу.

Он оказался у подножия холма. В голубом небе летали птицы, были видны редкие деревья и небольшие поля, засеянные чем-то, напоминающим пшеницу. Следов Тиреина нигде не было, и Мэдокс просто пошел вперед, поскольку не было никакой разницы, куда идти. Под ногами была сухая каменистая земля, при каждом шаге вверх поднимались облака пыли. Вдалеке виднелись небольшие деревянные дома, с обитателями которых ему совершенно не хотелось встречаться, а справа от него неподвижно стояла мельница. Ветер трепал его перепачканные грязью и кровью волосы, а солнце ощутимо пекло.

Через некоторое время Мэдокс вышел к дороге. По обеим ее сторонам пейзаж не сильно менялся, но вдалеке он заметил несколько едва различимых фигур. Он не горел желанием вступать в контакт с местными, но сейчас была ценна любая информация, поэтому он развернулся в их сторону. Когда расстояние немного уменьшилось, он разглядел двух человек, мужчину и женщину, стоящих у дороги, на которой была запряженная в маленькую повозку лошадь. За ними была небольшая речка, через которую был проведен каменный мост. Увидев его, женщина дернула мужчину за рукав и указала в его сторону, а затем начала махать рукой. Когда он подошел поближе, она сама пошла в его сторону, что-то обеспокоенно ему говоря. Как Мэдокс и подозревал, местный язык был ему неизвестен, хоть и казался смутно знакомым. Жестом призвав женщину к молчанию, он осторожно опустил левую руку, а правой нажал несколько символов на дисплее небольшого устройства, закрепленного на запястье левой руки. Загорелось несколько индикаторов, а затем на дисплее появилось несколько строк. Он вгляделся, и брови его поползли вверх.

— Один из мертвых ответвлений Готика… Интересно, — прошептал он.

Он осторожно взял небольшую тонкую иглу, оканчивающую  тонкий провод, конец которого терялся внутри устройства, а затем приподнял спутанные волосы на виске и вставил иглу в едва заметный разъем. По телу словно пробежал электрический ток, было немного щекотно и одновременно раздражающе. Через минуту эффект прекратился, а индикаторы на дисплее погасли. Мэдокс вынул иглу и вернул ее на место, а затем обратился к слегка испуганной женщине:

— Вы что-то сказали?

Она пару раз сморгнула, а затем, словно вспомнив о чем то, кивнула.

— Я сказала, что вы ужасно выглядите. Вам нужна помощь?

— Нет. Скажите, где я нахожусь?

— В Западном Крае, конечно же. Вы точно в порядке?

— Вы не видели здесь пожилого мужчину с тростью? Возможно, он был слегка помят, как и я.

— Извините, но сегодня мы никого не видели. Возможно, в Сторожевом холме смогут вам помочь. Идите прямо по дороге, никуда не сворачивая.

Мэдокс кивнул и развернулся туда, откуда пришел.

Медленно переставляя ноги и прижимая руку к груди, он шел, обводя усталым взглядом окрестности. Солнце немилосердно палило, а на небе не было ни одного облака. Глядя на растрескавшуюся землю, он начинал сомневаться, что здесь вообще когда-нибудь идет дождь. Через несколько сотен шагов он заметил на земле пятна крови. Идя по следу, он вскоре сошел с дороги и направился в сторону большого здания, похожего на амбар. Прислушавшись  и не услышав ничего подозрительного, он вошел внутрь.

В темном углу амбара слышалось прерывистое дыхание. На сваленном в кучу сене лежал Тиреин. Вид у него был еще хуже, чем у Мэдокса. Сломанный нос съехал набок, из уголков рта сочилась кровь. Сено под ним так же приобрело фиолетовый оттенок. Он медленно повернул голову  в его сторону и, слабо улыбнувшись, сказал:

— Привет, Мэд. Быстро ты меня отыскал.

Вместо ответа Мэдокс прошел вперед и бессильно оперся спиной на деревянную балку, встав напротив Тиреина. Они молча смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать. Первым тишину нарушил Тиреин:

— Кажется, для меня все кончено, Мэд. Думаю, у меня внутреннее кровотечение.

Он отодвинул ворот рубашки, обнажая грудь, по которой медленно расползалось лиловое пятно. Время от времени он содрогался в кашле, а затем выплевывал сгусток крови.

— Возможно, мне стоило остаться в нашей уютной капсуле и не дергаться, но там все равно нет аптечки, а так я хотя бы умру при исполнении. Будет чем отчитаться перед Императором, когда он встретит меня. Помни, чему я тебя учил, Мэд: инквизитор никогда не должен сидеть на месте. Для него всегда найдется работа.

После очередного приступа, он приподнял голову и снял с себя инсигнию, а затем достал из кармана скрепленную печатью папку и хрипло произнес:

— Прости, что оставляю тебя одного на этой забытой планете. Я собирался рекомендовать тебя перед Кибалдором, когда мы закончим, но, похоже, не получится. На этих бумагах все необходимые подписи и печати для перевода тебя в ранг официального инквизитора Ордо ксенос. Так же, моя инсигния теперь твоя. Не хотелось бы, чтобы столь ценная вещь пропала. Пока ты здесь, ты можешь пользоваться любыми доступными средствами для достижения своих целей.

Он отдал Мэдоксу тяжелый золотой медальон в виде стилизованной буквы I на цепи и папку, после чего тихо сказал:

— Вот, кажется, и все. Помни, Мэд: Император все видит. Император все знает. И Он никогда не оставит в беде своих верных слуг. Я рад, что в последние минуты ты был со мной. Не подведи меня.

Дыхание Тиреина становилось все реже и постепенно стихало. Он медленно закрыл остекленевшие глаза и затих. Мэдокс сполз по балке на грязный деревянный пол и обхватил лицо рукой.

Глава четвертая.

Надежда.

Мэдокс не помнил, сколько времени он просидел без движения. Все свалившиеся на него неудачи казались чем-то невероятным, словно дурной сон. Он ждал, когда проснется и все станет как прежде, хоть и понимал, что этого никогда не случится. Ничто уже не будет таким, как прежде. Он взглянул на лежащую в ладони инсигнию, и взгляд его стал твердым. Он надел инсигнию на шею, а папку спрятал во внутренний карман грязного серого плаща, затем вышел наружу, взял висящую  на гвозде стеклянную лампу, где еще оставался крохотный огонек и вернулся назад. Он в последний раз взглянул на тело Тиреина, а затем размахнулся и метнул ее в стену над его головой. Осколки стекла брызнули во все стороны, масло залило сено, мгновенно воспламенившись. Мэдокс смотрел, как огонь жадно пожирает тело и прошептал:

— Не здесь твой дом, и не здесь тебе оставаться после смерти.

Затем он развернулся и, не оборачиваясь, вышел. Выйдя к дороге, он кинул последний взгляд на объятый пламенем амбар и пошел к мосту. Вновь дойдя до стоящих на дороге людей, он спросил:

— Здесь есть какие-нибудь города?

Женщина кивнула и махнула рукой.

— Прямо перед вами Штормград, столица людей. Перейдите через мост и идите по дороге и вскоре увидите его.

Мэдокс кивнул и двинулся в путь. С обоих сторон выложенной камнем дороги стояли высокие деревья и росла сочная трава. Он прошел мимо  башни и остановился перед указателем. Убедившись, что он движется в верном направлении, он продолжил путь. Перейдя еще один деревянный мост и взглянув издали на небольшой водопад, он наконец добрался до ворот. На каменных стенах были вырезаны львы, а над ними висели флаги. За воротами оказался длинный мост, на котором были установлены памятники неким героям. На их лицах застыло величие, можно было предположить, что они были готовы отдать свои жизни ради процветания своего народа. За ними стояли две башни, зубцы которых были разрушены, было ощущение, что на них стоял некий демон, переполненный такой злобой, что эта злоба плавила даже камни.

К смотрящему на башни Мэдоксу подошел закованный в броню человек.

— Добро пожаловать в Штормград! Пожалуйста, будьте терпимее к другим расам.

— К другим расам? Что вы имеете в виду?

Человек посмотрел на него с недоумением, оглядел с ног до головы, а затем спросил:

— Кажется, вы в первый раз здесь, верно?

— Да, это так.

— Так я и думал. Ваша одежда явно не из этих мест.

— Так что вы имели в виду, говоря «другие расы»?

Человек вздохнул, а затем произнес:

— Идите за мной.

Они развернулись и вышли за ворота, а затем отправились к опушке леса. Остановившись под сенью деревьев, человек произнес:

— Смотрите. Вообще-то, мне нравится это делать перед гостями. Всегда разная реакция.

Он снял шлем и аккуратно положил его на землю, там же оставил латные перчатки, а затем встал напротив Мэдокса. Тут его словно скрутил спазм, он сжал зубы, немного пригибаясь и сжимая руки в кулаки. Его лицо начало удлиняться, волосы на голове ползли по его шее, щекам, становясь жесткими, как у щеток. Из сочленений доспехов пробилась коричневая шерсть. Пальцы его удлинялись,  ногти становились толще и острее. Наконец, спазмы прекратились, и он вытянулся во весь рост. На Мэдокса смотрела оскаленная пасть, а на морде светились два звериных глаза.

От удивления Мэдокс потерял дар речи, он лишь рефлекторно потянулся рукой к кобуре, которой, разуметься, на месте не оказалось. Человек, если его можно было так назвать, примирительно поднял вверх лапы.

— Тихо, тихо. Да уж, все реагируют по разному. Кто-то начинает орать и убегает, а кто-то сразу бросается на тебя с кулаками. Я понимаю, что воргены лишь недавно в Альянсе, но почему-то никто не хочет отдубасить эльфов или, скажем, дренеев.

— Кто такие воргены?

— да такие же люди, как ты, только на нашем роду висит могучее проклятие. Когда мы злимся, впадает в ярость и теряем контроль над собой, но превращаемся в воргенов. Но не все так плохо, мы сильнее, быстрее и выносливее, чем обычные люди. Да и другим расам мы не уступаем.

— Другим расам?

— Пошли, я покажу тебе.

Ворген вновь стал человеком, надел шлем и перчатки, а затем пошел обратно к мосту. Проходя через мост, он шепнул Мэдоксу:

— Внимательнее присмотрись к другим.

Мэдокс переводил взгляд с одной фигуры на другую и тут стал замечать интересные особенности. У некоторых были длинные заостренные уши, у других на лице росли странные отростки. Некоторые не отличались ничем, но ростом были ему в лучшем случае по грудь. Он ошеломленно перевел взгляд на своего проводника.

— Разве это не город людей? Как же они позволяют этим… тварям жить здесь?

— Эти, как ты выразился, твари не раз помогали людям в прошлом, как и люди им. Наши расы сумели дожить до сегодняшнего дня только потому, что в смертный час умели забывать старые обиды и распри и объединяться ради выживания, ради победы.

— Я… мне нужно поговорить с вашим правителем.

— С правителем?  Король у людей Вариан Ринн, сейчас он находиться в замке Штормграда.

— Отведи меня к нему.

— Сомневаюсь, что тебя и близко к нему подпустят.

— Это уже мои проблемы. Просто сделай это.

— Хорошо, как скажешь, — вздохнул человек.

Они вышли на улицы города, прошли под арками и пересекли несколько мостов над каналами, а затем вышли к замку. Он представлял собой окруженную стеной крепость, выложенную из белого камня. Во дворе был фонтан, на котором стоял очередной неизвестный Мэдоксу герой. За ним находился вход, по обе стороны которого висели флаги с вышитыми золотыми нитями львами. Они ступили на ковер, и тут человек обернулся к нему.

— Дальше ты пойдешь один. Простому стражнику вроде меня не положено там появляться.  Удачи, хотя не думаю, что у тебя что-нибудь получится.

Он махнул рукой и ушел, не оборачиваясь. Мэдокс проводил его взглядом, затем произнес короткую молитву и пошел вверх по лестнице. Лестница оканчивалась большой дубовой дверью, возле которой неподвижно стояли два стражника, держа копья остриями вверх. Когда он поравнялся с ними, они синхронно скрестили оружие у него под носом.

— Ты кто такой? – прогудело из левого шлема.

В ответ Мэдокс достал инсигнию и ответил:

— Ордо ксенос. Мне нужно поговорить с вашим королем.

— Король не слушает каждого проходимца, который решает к нему зайти.

Мэдокс разозлился, резко прижал инсигнию к забралу шлема и прошипел:

— Вы, возможно, не заметили, но я являюсь инквизитором, а значит, королю придется меня выслушать.

— Жалкий щенок! – крикнул стоящий слева стражник, нацеливая копье Мэдоксу в грудь. – Много вас таких приходит сюда, и покуда я здесь, ни один сумасшедший и близко не подойдет к королю! А теперь проваливай, иначе мы вынесем тебя вперед ногами.

— Это еще не конец, — сквозь зубы ответил Мэдокс.

Он развернулся и гордо удалился под насмешливые выкрики стражи. Он вышел во двор и спустился к небольшому саду, где сел под деревом. В фонтане тихо журчала вода, но он почти не замечал этого. Казалось, бедам и неудачам не будет конца, и он уронил голову, готовый вот-вот закричать от обиды и разочарования. Звуки почти исчезли, и он не замечал никого  вокруг. А затем, погруженный в свои мысли, он услышал нечто знакомое. Это был звон колоколов, такой же, как и в часовне при казарме, где он когда то жил, будучи мальчишкой. Он встал, будто завороженный, словно хватающийся за соломинку и пошел к источнику этого звука. Он пересек несколько каналов и улиц и оказался у большого здания. Окна его были из синего стекла, а шпили попирали небо. Он поднялся по лестнице, прошел мимо горящих свечей и оказался в просторном зале. С обоих сторон стояли величественные мраморные колонны, а стекла были выложены из мозаики. В зале никого не было, кроме пары человек, одетых в рясы, и женщины, стоящей на возвышении у алтаря. Он остановился в центре зала, безуспешно попытался сложить руки в знак аквилы и бессильно упал на колени. Заметив его, женщина произнесла:

— Приветствую тебя, странник. Ты находишься в Соборе Света, а я – Верховная жрица Лорена. Я вижу, ты не из наших краев, и похоже, на твою долю выпало немало испытаний. Ты пришел исповедаться или помолиться Свету?

— Меня не интересуют ваши языческие религии, жрица. Как я понимаю, вы представляете духовную власть в этом городе. Как же вы допустили, что среди вас бродят нелюди, объясните мне?

— Это не нелюди, странник, это наши друзья.

— Друзья? Да вы посмотрите на этих отвратительных созданий! Разве вас не выворачивает от одной мысли, что вы дышите с ними одним воздухом?

— Мир велик, человек, и у нас достаточно врагов, чтобы не отказываться от тех, кто предлагает нам свою помощь. Пусть они и отличны от нас, пусть у них фиолетовая кожа, а не розовая, пусть на них растет шерсть или рога, они, как и мы, верим в Священный Свет и сражаемся плечом к плечу. Разве этого не достаточно? Веришь ли ты в Свет, ответь мне?

— Я верю только в Императора, жрица, и мне этого достаточно.

— Понятно… Я думаю, для тебя он надежда и опора, твой хранитель, что не оставит в беде, защитник, что всегда приходит на помощь, твой стержень, наконец, я права?

— Да, это так, но…

— В таком случае, не все ли равно, как называется то, во что мы верим? Наш Свет, как и твой Император, представляет собой примерно одно и тоже. Как и ты, мы надеемся на него и верим, что в решающий час он придаст нам сил. Разве твой Император не допускает к себе на службу существ, отличных от людей?

— Верно, но Император реален, а вы верите во что-то иллюзорное, чего нельзя ни увидеть, ни ощутить.

— Ты так думаешь? Значит, я покажу тебе силу Света.

Жрица обошла алтарь, спустилась по лестнице и мягко взяла сломанную руку Мэдокса. Он морщился от боли, но не делал попыток освободиться. Жрица прислонила ладонь к его кисти, и под ее рукой начал струиться яркий свет. Через минуту она убрала руку и с улыбкой произнесла:

— Думаю, через час не останется и следа.

Мэдокс потрясенно вертел кистью, не веря в столь чудесное исцеление, а затем сложил ладони в знак аквилы. Вознеся благодарность Императору, он ответил:

— Кажется, я начинаю верить. Спасибо вам.

— Вот и славно. Если вы никуда не спешите, мы могли бы приготовить для вас келью. А на утро, как только вы немного отдохнете и позавтракаете, можете вновь продолжить свой путь.

При мысли о еде и отдыхе, в животе Мэдокса заурчало, а ноги едва не подкосились. Он лишь кивнул и позволил проводить себя одному из священников. Они шли по освященным факелами коридорам, пока не остановились у одной из дверей, внешне ничем не отличимых от остальных. Священник отпер ее и, улыбаясь, пригласил Мэдокса войти. Внутри оказалась небольшая кровать, рядом с которой стоял низкий столик, на котором был графин с чистой водой, а у стены стояла вешалка для одежды.  На этом все убранство кельи заканчивалось, но и этого было Мэдоксу более чем достаточно.

— Если вам что-то понадобиться, дайте знать, — сказал священник.

— Едва ли я побеспокою вас сегодня.

Священник улыбнулся и тихо закрыл дверь. Мэдокс подошел к ней, послушал звук удаляющихся шагов, а затем запер засов. Он подошел к кровати, рухнул на нее и мгновенно уснул.